Я чинно поприветствовал обоих, барон слабо улыбнулся, баронесса взглядом указала мне на стул.

Я деликатно присел, спина ровная, весь внимание и почтительность.

Барон некоторое время всматривался в меня, тяжело вздохнул, перевел взгляд на супругу. Она чуть кивнула и сразу же обратилась ко мне:

— Ваня, если это ваше имя… вы совершенно не умеете притворяться. Видно, у вас настолько большая и дружная семья, что вы так и не приучились врать и хитрить. Вас ограбят на первой же версте, как только отдалитесь от нашего имения!

«Скорее попробуют раньше, — мелькнула мысль, — вон мужики в дороге поговаривали насчёт разбоев на дорогах…»

— Отобьюсь, — заверил я.

Они переглянулись, Василий Игнатьевич произнес с усилием:

— Вы крупный и сильный юноша, но вряд ли готовы к жестокости мира… Хотелось бы сделать и для вас что-то.

Я вскинул руки в протесте.

— Что вы, что вы! Это я вам благодарен за тепло и ласку! И хотел бы сделать больше.

Он приподнял раскрытую ладонь, и я послушно умолк.

— Вы сделали для нас так много, — продолжал он надтреснутым голосом, — что с нашей стороны было бы неблагородно не ответить вам. Как догадываюсь, вы ушли из дома без денег и документов?

Я виновато развел руками. Пелагея Осиповна сказала с укором:

— Вы совершенно не подготовлены к суровой жизни взрослого!.. С деньгами проще, мы вам чуточку поможем собраться в дорогу, а вот насчёт…

Она умолкла, взглянула на супруга. Он чуть наклонил голову.

— Да, милая, ты права. Мы просто обязаны это сделать… Ваня, вы хоть понимаете, ваше увлекательное странствие прервется при первой же встрече с городской стражей? Ещё на въезде в ближайший город?

— Почему? — спросил я наивно.

Он вздохнул, а Пелагея Осиповна сказала с укором:

— Любой человек, пускаясь в путь, должен иметь при себе документы. Без них только воры и разбойники. Да ещё беглые каторжники. У вас с ними как?.. Эх, можете не отвечать.

Она умолкла, взглядом передала супругу эстафету, а он, уже чуть отдохнув, продолжил чуть окрепшим голосом:

— У нас было пятеро сыновей и три дочери…

Я спросил осторожно:

— Были?

По его и без того сморщенному лицу промелькнула судорога.

— Дочери вышли замуж, приняли чужие фамилии и вошли в чужие семьи, с нами никакой связи, мы захудалый род, с нами не считаются уже давно. Четверо сыновей доблестно служили Империи, там и погибли, а самый младшенький, на которого было столько надежд и которого так баловали… связался с недостойными людьми, уехал на берег южного моря искать древние сокровища… и там, по слухам, погиб.

— Сочувствую, — сказал я глухим голосом. — Очень-очень сочувствую!

Пелагея Осиповна добавила тихо, но со жгучим укором:

— Он уехал без родительского благословления!

— Да, — согласился я, — это был… неверный поступок.

Барон тяжело вздохнул.

— Да, очень неверный, как вы очень мягко выразились. Потому он не захватил с собой ни денег, ни документов, только саблю и свои два кинжала. А документы взять не мог, они лежали в сейфе.

Его жена не сводила с меня пристального взгляда.

— Вы уже поняли, — произнесла она тихо и с печалью, но голос её постепенно окреп, — умный юноша, вижу по вашему выразительному лицу. Да-да, мы передадим эти документы вам, вы будете представлять наш род. Может, случится чудо, и с вами он не угаснет?

Я дернулся, вскочил, прижал ладонь к сердцу.

— Ох… но надо ли? А как же…

Барон сказал хриплым, но чуточку окрепшим голосом:

— От разбойников и воров это не убережет. Но в городе документы нужны для гимназии, лицея или военного училища. Вам бы только добраться до города.

Я моментально отыскал в памяти строки: «Согласно Указу Императорской канцелярии, все лица дворянского происхождения обязаны пройти обучение в государственных учреждениях, дабы приносить пользу Империи верной службой в её интересах».

Баронесса продолжила с материнской заботой:

— А чтобы эти документы не пропали вместе с вами, милый юноша, мы отправим с вами нашего верного Ивана. Он служит нам уже тридцать лет с той поры, как по ранению выбыл из императорской армии.

Я охнул.

— Не нужно!.. А как же вы без него? Он и Дуня у вас единственные…

Баронесса сказала непреклонным тоном:

— Дуня хорошо управляется с хозяйством, что тут у нас ещё осталось? А вот вам, милый вы наш, нужен человек, что знает этот мир и сможет помочь если не вооруженной рукой, то мудрым советом. Не спорьте, так лучше.

— А с этого момента, — сказал барон и чуть улыбнулся невесело, — баронет Юрий Викторович Вадбольский… даю вам родительское благословение!

— И я, — сказала баронесса. — Да пребудет с вами Господь и защитит вас!

Барон дотянулся до Библии, сдвинул её и вытащил снизу небольшой бумажный конверт, с четырех сторон опечатанный красным сургучом, протянул мне.

— Это письмо моему старому другу Кириллу Афанасьевичу…

Я спросил настороженно:

— Рекомендательное?

Он понял, улыбнулся, покачал головой.

— Нет-нет, успокойся, я не прошу помочь или взять под свою руку. Вы юноша гордый, самолюбивый, помощи и покровительства не потерпите, вижу. В молодости мы учились и даже одно время воевали вместе, потом судьба развела нас, Россия велика, и больше не общались. Адрес на той стороне конверта.

Часть первая

Глава 4

На лошадок я смотрел с недоверием, хоть и смотрятся смирнягами, но я никогда не ездил верхом. В седле сидел только в детстве, когда сосед прокатил меня на своем мотоцикле, я и тогда ехал, зажмурившись и держась за него крепко, как клещ за шкуру зайца.

Иван посмотрел на меня с насмешкой.

— Барин, — произнес он со странной интонацией, — может запрячь телегу?

Я буркнул:

— Телега в лесу застрянет… Сумею.

Быстро-быстро прогнал в памяти всё о конях, мастях, породах, размножении, повадках, какие бывают седла и что такое оседлывание, как запрыгивать с разгона и как подниматься медленно и степенно, вставив ногу в стремя и хватаясь за луку седла, там есть передняя и задняя, есть ещё особые седальные камни, с которых взбираются в седла мужи грузные и зело отважные, Дмитрия Донского вон вчетвером подсаживали…

Понятно, этого мало, пустил это знание в мышечную память, вот как бы уже сто лет езжу, скачу и вольтижирую, на скаку рублю ивовые прутья, даю шенкеля, даже свешиваюсь с седла, чтобы на скаку подхватить оброненный дамой платочек.

Он смотрел с недоверием, как я вставил ногу в стремя, не запутался, не упал, а почти без проблем поднялся в седло, разобрал повод, только тогда Иван отпустил узду моего коня.

— Сойдет, — сказал я небрежно. — Конечно, не кавалерийские кони, но и простые крестьянские лошадки на безрыбье ещё те раки!

Он хмыкнул, закрепил позади своего седла мешок с утварью и запасной одежкой, достаточно легко поднялся в седло, сказывается опыт, повернул коня в сторону ворот.

Пелагея Осиповна вышла на веранду, провожая нас, Иван уже в седле низко поклонился ей.

— Спасибо за всё! — сказал он громко и закашлялся. — Пусть Господь следит за вами с Василием Игнатьевичем, а за… баронетом я послежу изо всех сил!

Я тоже помахал рукой, вслед за Иваном пустил лошадку рысью, он явно спешит поскорее скрыться с глаз, а то престарелая барыня простудится там на ветру.

Как только мы скрылись за первым же поворотом леса, он перевел лошадь на шаг, та с облегчением вздохнула, я заподозрил, что она по лошачьему веку тоже близится к возрасту Пелагеи Осиповны.

Я посмотрел, как он держится в седле, чувствуется не просто умение обращаться с лошадью, но и в посадке что-то кавалергардское.

— Как думаешь, — спросил я, — зачем отправили тебя со мной?

Он ответил, не задумываясь:

— После того, как барон умрет, баронесса не проживёт и дня. Ну, может, на сутки больше. Не хотят, чтобы я видел их кончину и горевал… Да и потом? Что бы я делал? А так, пока я при вас, успею хоть чем-то помочь вам, такому неопытному…